|
Человек должен быть рабом. Выбор для него только в том, чьим: своих страстей, а значит, и людей, или же своего духовного начала.
Из страстей самая сильная, злая и упорная — половая, плотская любовь, и потому если уничтожатся страсти, и последняя, самая сильная из их — плотская любовь, то исполнится пророчество: люди соединятся воедино, цель человечества будет достигнута и ему незачем будет жить.
О силе одной страсти надо судить по силе другой, которую для неё пожертвовали.
Страсти нельзя увидеть непосредственно глазами, как, например, пожар или погребальные игры. Видны только их проявления… Их можно найти в собственном своем сердце.
О силе одной страсти надо судить по силе другой, которой ради неё пожертвовали.
Слабая страсть обостряет ум, сильная — притупляет.
Любовь — единственная страсть, которая оплачивается той же монетой, какую сама чеканит.
Да, половина — и притом прекраснейшая половина — жизни остается скрытой для человека, не любившего со страстью.
В любви страсти совершенное счастье заключается не столько в близости, сколько в последнем шаге к ней.
Все хорошие страсти имеют такой характер и природу, что мы не можем без них существовать и сохраняться, и они как бы принадлежат нам существенно, как любовь, желание и все, что свойственно любви.
Люди осуждают страсти, забывая, что философия зажигает свой факел от их огня.
Того, кто вздумал бы препятствовать зарождению страстей, я счел бы почти таким же безумцем, как и того, кто вздумал бы уничтожить их.
Разум человеческий многим обязан страстям, которые, по общему признанию, также многим ему обязаны.
Чем более неистовы страсти, тем более необходимы законы, чтобы их сдерживать.
Не правы те, кто разделяет страсти на позволительные и запретные и затем предается первым и избегает вторых. Все страсти хороши, когда человек господствует над ними, и все плохи, когда он им покоряется.
Среди страстей, которые волнуют сердце человека, есть одна, пылкая, неукротимая, которая делает один пол необходимым другому; страсть ужасная, презирающая все опасности, опрокидывающая все препятствия; в своем неистовстве она, кажется, способна уничтожить человеческий род, который она предназначена сохранять. Во что превратятся люди, став добычей этой необузданной и грубой страсти, не знающей ни стыда, ни удержу, и оспаривающие повседневно друг у друга предметы своей любви ценою своей крови.
Внезапная страсть, как и внезапный паралич, часто поражает лишь одну сторону.
То, что для одного — безрассудная страсть, для другого — просто жена.
Что постановит страсть, то непродолжительно, мимолетно; что определит разум, в том век не раскаешься.
Брак обвиняют в том, что он убивает страсть, — да разве иначе он смог бы существовать?!